сифилиса. Плодородие и веселье, заключенные в нем, сопротивлялись болезни […] Он боролся яростно, метался на яхте по Средиземному морю […] и писал непрестанно. Достигнув славы, он перерезал себе […] горло, истек кровью, но остался жив. Его заперли в сумасшедший дом. Он ползал там на четвереньках, пожирая собственные испражнения. Последняя надпись в его скорбном листе гласит: ’MonsieurdeMaupassantvas’animaliser’ («Господин де Мопассан превратился в животное»). Он умер сорока двух лет […] Предвестие истины коснулось меня».
Согласно толстовскому «Предисловию», основной внутренний конфликт Мопассана в том, что он талантлив, но аморален.
«Он любил и изображал то, чего не надо любить и изображать […] Он описывал с большой подробностью и любовью то, как женщины соблазняют мужчин и мужчины женщин, даже какие-то трудно понимаемые пакости, которые изображены в “LafemmedePaul”» (т. е. лесбийскую любовь [121, с. 272–273]).
По мнению Толстого, Мопассан тем самым
«делает большую ошибку в художественном отношении, потому что описывает предмет только с одной, самой неинтересной, физической стороны и совершенно упускает из вида другую – самую важную, духовную сторону» (с. 274).
«Мопассан, очевидно, поддался […] теории о том, что для художественного произведения не только не нужно иметь никакого ясного представления о том, что хорошо и что дурно, но что, напротив, художник должен совершенно игнорировать всякие нравственные вопросы, что в этом даже некоторая заслуга художника» (с. 282).
«Мопассан […] наивно воображал, что то, что считается прекрасным в его кругу, и есть то прекрасное, которому должно служить искусство […] Этимпрекрасным считалось и считается преимущественно женщина, молодая, красивая, большей частью обнаженная женщина, и половое общение с ней» (с. 283)[26].
В своем праведном пылу Толстой иногда искаженно трактует (misreads) Мопассана, игнорируя присутствие в его текстах нравственной, а то и религиозной ноты. Так, в «Доме Телье» он отмечает талант автора, проглядывающий даже сквозь «неприличный и ничтожный сюжет рассказа» (с. 272), но не замечает или предпочитает не заметить глубинного соотнесения проституции («дома Телье») с церковью («домом Бога»). Между тем это соотнесение допускает как негативную, разоблачительно-остраняющую интерпретацию, так и позитивную, одухотворяющую, – обе, вообще говоря, вполне в толстовском роде.
В «Загородной прогулке», по мнению Толстого, налицо
«незнание различия между добром и злом […Там] представляется в виде самой милой и забавной шутки подробное описание того, как два катавшиеся в лодке с голыми руками господина одновременно соблазнили: один – старую мать, а другой – молодую девушку – ее дочь» (с. 273).
Суть рассказа,