в голову
какие-то эксцентричные соображения. К сожалению, не помню подробно, но,
встречаясь в Горках с Михоэлсом, они начинали вспоминать свои годы
"доблестей и забав".
Это были рассказы о каких-то бесконечных розыгрышах друг друга, или они
вдвоем "брались" за кого-нибудь и долго морочили голову продавцу
газированных вод, или еще выбирали какой-нибудь ни в чем не повинный объект
для своих игр. Полем их действий бывала не только Одесса. Иногда они
случайно встречались где-нибудь в маленьком городке, где гастролировал
Московский еврейский театр, возглавляемый Михоэлсом, и тогда жизнь такого
городка бывала целиком во власти и под обаянием этих двух сказочных
выдумщиков. Встречаясь у Алексея Максимовича, они разыгрывали невероятные
дуэты. Много раз мне довелось присутствовать на этих "концертах" за обедом
или за ужином. Начинался какой-нибудь разговор, и Бабель с Михоэлсом,
перемигнувшись, находили зацепку, включались, и тут уж не только говорить,
но страшно было нарушить их рассказы и диалоги или пропустить хоть слово или
жест. Алексей Максимович отставлял тарелку и, вооружившись папиросой и
носовым платком (вытирать слезы, появлявшиеся у него от смеха), был весь
внимание.
После их отъезда мы всегда еще долго обсуждали с Алексеем Максимовичем
"спектакль" и талантливых исполнителей. Алексей Максимович говорил: "А вот
когда встречаются у меня двое таких разных и в чем-то одинаковых,
неповторимых людей, как Бабель и Маршак, -- тоже замечательно получается,
только с Михоэлсом -- "дуэт", а когда с Маршаком -- каждый хочет изобразить
"соло" и слегка сердится на другого, если тот перебивает или выпячивается".
Алексей Максимович очень любил и ценил всех троих -- и Бабеля, и Михоэлса, и
Маршака.
Лето. Теплый лунный вечер. В парке Горок разведен большущий костер.
Помню Бабеля у костра вместе с Алексеем Максимовичем -- они перебрасываются
редкими словами и, зачарованные, не отрывают глаз от огромного пламени.
Кругом много гостей, шум, веселье, а Алексей Максимович умел как-то
уединиться и на людях, и костер помогал ему в этом. А то, бывало, стоит
Бабель где-нибудь в сторонке, опершись на палку или прислонившись к стволу
дерева, -- наблюдает за всеми вокруг и надолго останавливает любовный и
серьезный взгляд на Алексее Максимовиче.
Уже после смерти Алексея Максимовича, когда семья его еще жила (а я в
то время жила с ними) в осиротевшем, почти омертвевшем доме в Горках,
нет-нет да захаживал туда Бабель из Молоденова и отвлекал нас, как мог, от
горестного состояния.
Однажды он рассказал с какой-то стеснительной усмешкой, что женился на
дивной женщине, с изумительной анкетой -- мать неграмотная, а сама инженер
на Метрострое, и фамилию ее вывешивают на Доску почета. Фамилия ее
Пирожкова. К концу рабочего дня он прибегает в Метрострой за Пирожковой и в
ожидании ее прихода волнуется -- есть ли ее фамилия сегодня на Доске почета?
Однажды он пришел в Горки из Молоденова с прелестной, очень красивой
молодой женщиной, необычайно женственной, но отнюдь не лишенной затушеванных
властности, воли и энергии.
Нам он сказал: "Вот Пирожкова Антонина Николаевна, знакомьтесь", -- и
тут же что-то со смешком упомянул об анкетных данных. Антонина Николаевна
взметнула на него свои светлые, какие-то по всему лицу раскинувшиеся глаза и
строго на него посмотрела. Бабель не то чтобы смутился, но осекся как-то. Но
все равно у него было очень счастливое лицо.
ВСТРЕЧИ В ОДЕССЕ В АВГУСТЕ 1930 ГОДА
"Одесская мудрость гласит: если с тобой знакомая дама, ты обязан
угощать
