и все вокруг себя стремится
упорядочить и усовершенствовать. Инженерская сторона есть ведь во всем, а он
только ее и замечает. И все может сделать своими руками. Как бы вам это
объяснить... Ну вот, несколько дней назад утром, уходя из дому, я увидел,
что Штайнер возится с дверным замком, который, по-моему, отлично работал, а
по его мнению, требовал немедленного ремонта. Вернулся я домой в середине
дня. Штайнер лежал на полу, держа замок над головой, и сердито разговаривал
с ним. На меня он даже и не взглянул, хотя мне пришлось перешагнуть через
него, чтобы пройти в комнату. Через некоторое время я услышал оттуда его
голос.
"Тебя сделал плохой мастер, -- говорил Штайнер замку, -- но я тебя
переделаю. Слышишь? Я тебя переделаю, и ты будешь работать как следует, а не
только тогда, когда привернут неровно. Что это за мода такая -- работать
только в неправильном положении?"
Он спрашивал так, что мне почудилось, будто разговор ведется с живым
существом, и если бы я вдруг услышал, как замок тоненьким металлическим
голосом оправдывается или спорит, я ничуть бы не удивился. Но замку, видимо,
нечего было ответить, и он молчал. А часом позднее Штайнер постучался ко
мне, сел, вытер платком лоб и сообщил, словно продолжая начатый разговор:
"Все в порядке. Теперь он работает как следует. Но я вам должен
сказать, что человек, который стоит на сборке этих замков, негодяй".
И он изложил мне свою теорию происхождения скверно сделанных вещей,
которая многое в жизни объясняет. Теория эта состоит в следующем: на свете
нет людей, которые брались бы за работу с намерением сделать ее заведомо
скверно, с мыслью: "Сделаю-ка я плохой замок", например. Но горе в том, что,
принимаясь за работу с самыми лучшими намерениями, человек слабый и лишенный
чувства ответственности на каком-то этапе вдруг обмякает и, вместо того
чтобы преодолеть очередную трудность (а ведь всякая работа состоит из
больших и малых преодолений), решает, что "сойдет и так". И вот тогда на
свет рождаются нелепые, уродливые, глупые вещи, которые портят нам жизнь.
Похоже на правду, как вы считаете?
Бабель смотрел на меня искоса и ждал ответа. Мне понравилась теория
инженера Штайнера, и я об этом сказал.
Нравится она мне и сейчас. И, вспоминая тот разговор, я подумал, что
люди, работающие по принципу "сойдет и так", по всей вероятности,
руководствуются этим принципом не только в своей работе, но и в манере жить,
и в отношениях с окружающими, и в воспитании детей, да мало ли в чем еще. И
не будь у этих людей могущественных противников, вроде бабелевского соседа,
в мире воцарился бы хаос и человечество погибло бы в необъятной, бездонной
трясине небрежно сработанных вещей, непродуманных дел и опрометчивых слов.
Но это, разумеется, шутка. Если же говорить серьезно, то именно Бабель,
может быть даже в большей степени, чем его сосед, представляется мне
олицетворением высокого чувства долга во всем, что он говорил и думал, а
главное -- во всем, что писал.
И даже окончание истории со сценарием для "Знамени", которое, на первый
взгляд, противоречит этому моему представлению, на самом деле может служить
отличным доводом в его защиту.
Окончилась же эта история так.
В назначенный день рукопись сценария была получена в редакции, и мы
сразу принялись читать ее, передавая по листкам из рук в руки. Происходило
это в одной из двух комнат Дома Герцена на Тверском бульваре, где помещалось
тогда "Знамя", и участвовали в "читке" молодые литераторы, фактически
делавшие журнал.
Прочтя сценарий, мы смущенно переглянулись. Был он не то чтобы
