это был тоже
очередной приступ ностальгии. Герой Бабеля -- Беня Крик, прототипом которого
был Мишка Япончик, стал героем вполне романтическим. Это не важно, что
"подвиги" Япончика были весьма прозаичны. В них, конечно, можно было увидеть
и смелость, и, если хотите, твердую волю, и умение подчинять себе людей. Но
романтики, той самой романтики, которая заставляет читателей "влюбляться" в
Беню Крика, конечно же у Мишки Япончика не было. Зато талант
писателя-романтика был у Бабеля, и он поднял своего героя на недоступную для
того высоту. И он вложил в уста Арье Лейба слова о Бене: "Вам двадцать пять
лет. Если бы к небу и к земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти
кольца и притянули бы небо к земле". Вот он какой, Беня Крик. Он налетчик.
Но он налетчик-"поэт". У него даже сигнал на машине с музыкой из "Паяцев".
Ну до чего же это здорово, честное слово! Сколько бы раз ни перечитывал
рассказы о нем, я волнуюсь, хоть и знаю, что Мишка Япончик был далеко не
столь романтичен.
Бабелю противны серые люди. Я уже говорил, что он любит не фотографию,
а живопись, причем яркую, сочную, впечатляющую. Вспомните Афоньку Биду,
Конкина, Павличенко, Балмашева. И рядом с ними -- Гедали, Любку Казак,
Менделя Крика, Беню, его брата Левку Быка. Когда я представляю себе всех их,
меня охватывает какой-то буйный восторг, мне хочется петь.
И наконец, Бабель-драматург. "Закат"! Казалось бы, опять эта вековечная
тема "отцов и детей". Но как она повернута! Дети, воспитывающие отца. И как
воспитывающие! И снова портреты: Мендель, Беня, Левка, Двойра, Нехама,
Боярский. Любую роль, даже женскую, я был бы готов сыграть.
Пьеса шла давно, во Втором МХАТе, и мне кажется, что она не до конца
была понята исполнителями. Были удачи, но были и просчеты. Бабель говорил
мне, что он мечтал о таком распределении центральных ролей, в идеале (это
было еще до спектакля в МХАТе): Мендель -- Б. С. Борисов, Нехама --
Блюменталь-Тамарина, Двойра -- Грановская, Беня -- Утесов, Левка --
Надеждин, Боярский -Хенкин, Арье Лейб -- Петкер. Но это были мечты, которым
не суждено было осуществиться.
Бабель написал значительно больше, чем мы знаем, но его рукописи, к
великому огорчению, не были обнаружены.
Автобиографию Бабель начинает так: "Родился в 1894 году в Одессе, на
Молдаванке". Если бы я писал свою автобиографию, то она начиналась бы так:
"Родился в 1895 году в Одессе, рядом с Молдаванкой (Треугольный пер.)".
Значит, мы родились по соседству, рядом росли, но, на мою беду, в детстве не
встретились, а познакомились только через тридцать лет в Москве. Ну что ж,
спасибо судьбе и за это.
Бабель был огромный писатель. Наследство его -- это одна книга, в
которую входят "Конармия", "Одесские" и другие рассказы и две пьесы. Но мало
ли больших писателей, оставивших нам всего лишь одну книгу и навсегда
вошедших в литературу? Ведь в искусстве, как и в науке, важно быть
первооткрывателем. Бабель им был. И подумать только, что он и сейчас мог бы
быть среди нас. Но его нет. И хочется сказать об этом фразой из "Кладбища в
Козине":
"О смерть, о корыстолюбец, о жадный вор, отчего ты не пожалел нас, хотя
бы однажды?"
Виктор Шкловский
ЧЕЛОВЕК СО СПОКОЙНЫМ ГОЛОСОМ
Познакомился с Исааком Бабелем в Петербурге, который тогда только что
переименовали в Петроград, в редакции журнала "Летопись". Журнал был очень
толстый, в зеленой обложке. По случаю военного времени журнал печатался на
рыхлой, плохой бумаге. Редактор, недавно вернувшийся в Россию Горький, по
нашим тогдашним понятиям был стариком -- ему уже было под