он уезжает в санаторий в Барвиху, а когда вернется оттуда, позвонит мне.
Но звонка Фадеева я не дождалась и написала письмо Ворошилову.
Через какое-то время мне позвонили из приемной Ворошилова: -- Климент
Ефремович просит передать вам, чтобы вы поверили в смерть Бабеля. Если бы он
был жив, он давно был бы дома.
И только после этого, все еще сомневаясь, я пошла в районное отделение
загса за свидетельством о смерти Бабеля.
Более страшный документ трудно себе представить!
"Место смерти -- Z, причина смерти -- Z".
Документ подтверждал смерть Бабеля 17 марта 1941 года в возрасте 47
лет.
Можно ли было верить этой дате? Если приговор был подписан 26 января
1940 года и означал расстрел, то приведение приговора в исполнение не могло
быть отложено более чем на год.
Я не верила этой дате и оказалась права. В 1984 году Политиздат
выпустил отрывной календарь, где на странице 13 июля написано:
"Девяностолетие со дня рождения писателя И. Э. Бабеля (1894--1940)". Когда
мы позвонили в Политиздат и спросили, почему они указали год смерти Бабеля
1940, когда справка загса дает год 1941, нам спокойно ответили:
-- Мы получили этот год из официальных источников...
Зачем понадобилось отодвинуть дату смерти Бабеля более чем на год? Кому
понадобилось столько лет вводить меня в заблуждение справками о том, что он
"жив и содержится в лагерях"? Кто подослал ко мне Завадского, а потом и
заставил писателя К. распространять ложные слухи о естественной смерти
Бабеля, о более или менее сносном его существовании в лагере или тюрьме?
И только когда в 1960 году в Советский Союз впервые приехала родная
сестра Бабеля, жившая постоянно в Брюсселе, и спросила меня: "Как умер мой
брат?", я поняла, как чудовищно, немыслимо сказать ей: "Он расстрелян". И я
повторила ей одну из версий, придуманных К., о смерти в лагере на скамье
возле дерева.
Верить в смерть Бабеля не хотелось, но мои хлопоты о розыске его с тех
пор прекратились.
Я попыталась разыскать рукописи. На мое заявление в МГБ меня вызвали в
какое-то полуподвальное помещение, и сотрудник органов в чине майора сказал:
-- Да, в описи вещей, изъятых у Бабеля, числится пять папок с
рукописями, но я сам лично их искал и не нашел.
Тут же майор дал мне какую-то бумагу в финансовый отдел Госбанка для
получения денег за конфискованные вещи.
Ни вещи, ни деньги за них не имели для меня никакого значения, но
рукописи...
И тогда, впервые, год спустя после реабилитации Бабеля, я обратилась в
Союз писателей, к А. Суркову. Я просила его хлопотать от имени союза о
розыске рукописей Бабеля.
Председателю Комитета государственной безопасности генералу армии
Серову было направлено письмо:
"В 1939 году органами безопасности был арестован, а затем осужден
известный советский писатель тов. Бабель Исаак Эммануилович.
В 1954 году И. Э. Бабель посмертно реабилитирован Верховным судом СССР.
При аресте у писателя были изъяты рукописи, личный архив, переписка,
фотографии и т. п., представляющие значительную литературную ценность.
Среди изъятых рукописей, в частности, находились в пяти папках: сборник
"Новые рассказы", повесть "Коля Топуз", переводы рассказов Шолом-Алейхема,
дневники и т. п.
Попытка вдовы писателя -- Пирожковой А. Н. получить из архивов
упомянутые рукописи оказалась безуспешной.
Прошу Вас дать указание о производстве тщательных розысков для
обнаружения изъятых материалов писателя И. Э. Бабеля.
Секретарь правления Союза писателей СССР
(А. Сурков)".
На это письмо очень быстро пришел
