и по 5 стаканов кофе. Потеем, все
нам подносят, все это ужасно, я рассказываю небылицы о большевизме,
расцвет, экспрессы, московская мануфактура, университеты, бесплатное
питание, ревельская делегация, венец - рассказ о китайцах, и я увлекаю
всех этих замученных людей. 9 Аба. Старуха рыдает, сидя на полу, сын ее,
который обожает свою мать и говорит, что верит в Бога для того, чтобы
сделать ей приятное, - приятным тенорком поет и объясняет историю
разрушения храма. Страшные слова пророков - едят кал, девушки обесчещены,
мужья убиты, Израиль подбит, гневные и тоскующие слова. Коптит лампочка,
воет старуха, мелодично поет юноша, девушки в белых чулках, за окном
Демидовка, ночь, казаки, все как тогда, когда разрушали храм. Иду спать на
дворе, вонючем и мокром.
Беда с Грищуком - он в каком-то остолбенении, ходит, как сомнамбула,
лошадей кормит слабо, о бедах заявляет post-factum, благоволит к мужикам и
детям.
Приехали с позиции пулеметчики, останавливаются в нашем дворе, ночь,
они в бурках. Прищепа ухаживает за еврейкой из Кременца, хорошенькая,
полная, в гладком платье. Она нежно краснеет, кривой тесть сидит
неподалеку, она цветет, с Прищепой можно поговорить, она цветет и
жеманится, о чем они беседуют, потом - он спать, провести время, ей
мучительно, кому ее душа понятнее, чем мне? Он - будем писать, я думаю с
тоской - неужели она, говорит Прищепа - согласилась (у него все
соглашаются). Вспоминаю, у него, вероятно, сифилис, вопрос - излечился.
Девушка потом - я буду кричать. Описать их первые деликатные разговоры,
о чем же вы думаете - она интеллигентный человек, служила в Ревкоме.
Боже, думаю я, женщины теперь слышат все ругательства, живут
по-солдатски, где нежность?
Ночью гроза и дождь, бежим в хлев, грязно, темно, мокро, холодно,
пулеметчиков на рассвете гонят на позиции, они собираются под проливным
дождем, бурки и иззябшие лошади. Жалкая Демидовка.
25.7.20
Утром отъезд из Демидовки. Мучительные два часа, евреек разбудили в 4
часа утра в заставили варить русское мясо, в это 9 Аба. Девушки полуголые
и встрепанные бегают по мокрым огородам, похоть владеет Прищепой
неотступно, он нападает на невесту сына кривого старика, в это время
забирают подводу, идет ругань невероятная, солдаты едят из котлов мясо,
она - я буду кричать, ее лицо, он прижимает к стене, безобразная сцена.
Она всячески отбивает подводу, они спрятали ее на чердаке, будет хорошая
еврейка. Она препирается с комиссаром, говорящим о том, что евреи не хотят
помогать Красной Армии.
Я потерял портфель, потом нашел его в штабе 14 дивизии в Лишня.
Едем на Остров - 15 верст, оттуда дорога на Лешнюв, там опасно,
польские разъезды, Батюшка, его дочь, похожая на Плевицкую или на веселый
скелет. Киевская курсистка, все истосковались по вежливости, я рассказываю
небылицы, она не может оторваться. 15 опасных верст, скачут часовые,
проезжаем границу, деревянный настил. Везде окопы.
Приезжаем в штаб. Лешнюв. Полуразрушенное местечко. Русские достаточно
запаскудили. Костел, униатская церковь, синагога, красивые здания,
несчастная жизнь, какие-то призрачные евреи, отвратительная хозяйка,
галичанка, мухи и грязь, длинный, одичавший оболтус, славяне второго
сорта. Передать дух разрушенного Лешнюва, худосочие и унылая
полузаграничная грязь.
Сплю в клуне. Идет бой под Бродами и у переправы - Чуровице. Циркуляры
о советской Галиции. Пасторы. Ночь в Лешнюве. Как все это невообразимо
грустно, и эти одичалые и жалкие галичане, и разрушенные синагоги, и
мелкая жизнь
