на фоне страшных событий, до нас доходят только отсветы.
26.7.20. Лешнюв
Украина в огне. Врангель не ликвидирован. Махно делает набеги в
Екатеринославской и Полтавской губерниях. Появились новые банды, под
Херсоном - восстание. Почему они восстают, короток коммунистический
пиджак?
Что с Одессой, тоска.
Много работы, восстанавливаю прошлое. Сегодня утром взяты Броды, опять
окруженный противник ушел, резкий приказ Буденного, 4 раза выпустили,
умеем раскачать, но нет сил задержать.
Совещание в Козине, речь Буденного, перестали маневрировать, лобовые
удары, теряем связь с противником, нет разведки, нет охранения, начдивы не
имеют инициативы, мертвые действия.
Разговариваю с евреями, в первый раз - неинтересные евреи. Сбоку
разрушенная синагога, рыженький из Броды, земляки из Одессы.
Переезжаю к безногому еврею, благоденствие, чистота, тишина,
великолепный кофе, чистые дети, отец потерял обе ноги на ит. фронте, новый
дом, строятся, жена корыстолюбива, но прилична, вежлива, маленькая
тенистая комнатка, отдыхаю от галичан.
У меня тоска, надо все обдумать, и Галицию, и мировую войну, и
собственную судьбу.
Жизнь нашей дивизии. - О Бахтурове, о начдиве, о казаках, мародерство,
авангард авангарда. Я чужой.
Вечером паника, противник потеснил нас из Чуровице, был в 1 1/2 верстах
от Лешнюва. Начдив ускакал и прискакал. И начинается странствие, и снова
ночь без сна, обозы, таинственный Грищук, лошади идут бесшумно, брань,
леса, звезды, где-то стоим. На рассвете Броды, все это ужасно - везде
проволока, обгоревшие трубы, малокровный город, пресные дома, говорят,
здесь есть товары, наши не преминут, здесь были заводы, русское военное
кладбище и поистине - безвестные одинокие кресты у могил - русские
солдаты.
Белая совсем дорога, вырубленные леса, все исковеркано, галичане на
дорогах, австрийская форма, босые с трубками, что в их лицах, какая тайна
ничтожества, обыденщины, покорности.
Радзивилов - хуже Брод, проволока на столбах, красивы здания, рассвет,
жалкие фигуры, оборванные фрукты, обтрепанные зевающие евреи, разбитые
дороги, снесенные распятия, бездарная земля, подбитые католические храмы,
где ксендзы - а здесь были контрабандисты, и я вижу прежнюю жизнь.
Хотин. 27.7.20
От Радзивилова - бесконечные деревни, мчащиеся вперед всадники, тяжело
после бессонной ночи.
Хотин - та самая деревня, где нас обстреляли. Квартира - ужасная -
нищета, баня, мухи, степенный, кроткий, стройный мужик, прожженная баба,
ничего не дает, достаю сало, картошку. Живут нелепо, дико, комнатенка и
мириады мух, ужасная пища, и не надо ничего лучше - и жадность, и
отвратительное неизменяющееся устройство жилища, и воняющие на солнце
шкуры, грязь без конца раздражает.
Был помещик - Свешников, разбит завод, разбита усадьба, величественный
остов завода, красное кирпичное здание, размещенные аллеи, уже нет следа,
мужики равнодушны.
У нас хромает артснабжение, втягиваюсь в штабную работу - гнусная
работа убийства. Вот заслуга коммунизма - нет хоть проповеди вражды к
врагам, только, впрочем, к польским солдатам.
Привезли пленных, одного совершенно здорового ранил двумя выстрелами
без всякой причины красноармеец. Поляк корчится и стонет, ему подкладывают
подушку.
Убит Зиновьев, молоденький коммунист в красных штанах, хрипы в горле и
синие веки.
Носятся поразительные слухи - 30-го начинают переговоры о перемирии.
Ночую в вонючей дыре, называемой двором. Не сплю поздно, захожу в штаб,
дела с переправой не блестящи.
Поздняя ночь, красный флаг, тишина, жаждущие женщин красноармейцы.