Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Конармия, страница46

Конармия, страница46

голос.

    Маслак,  хрипя,  кашляя  и  наслаждаясь,  отъехал  в  сторону,    казаки бросились в атаку.  Бедная  пешка  побежала,  но  поздно.  Казацкие  плети прошлись уже по  их  драным  свиткам.  Всадники  кружились  по  полю  и  с необыкновенным искусством вертели в руках нагайки.

    — Зачем балуетесь? — крикнул я Афоньке.

    — Для смеху, — ответил он мне, ерзая  в  седле  и  доставая  из  кустов схоронившегося парня.

    — Для смеху! — прокричал он, ковыряясь в обеспамятевшем парне.

    Потеха кончилась, когда Маслак, размякший  и  величавый,  махнул  своей пухлой рукой.

    — Пешка, не зевай! — прокричал Афонька и  надменно  выпрямил  тщедушное тело. — Пошла блох ловить, пешка…

    Казаки, пересмеиваясь, съезжались в ряды.  Пешки  след  простыл.  Окопы были пусты. И только сутулый еврей стоял на прежнем месте  и  сквозь  очки всматривался в казаков внимательно и высокомерно.

    Со стороны Лешнюва не утихала перестрелка.  Поляки  охватывали  нас.  В бинокль были видны отдельные фигуры конных разведчиков. Они выскакивали из местечка и проваливались, как ваньки-встаньки. Маслак построил эскадрон  и рассыпал его по обе стороны шоссе.  Над  Лешнювом  встало  блещущее  небо, невыразимо пустое, как всегда в часы  опасности.  Еврей,  закинув  голову, горестно и сильно свистел  в  металлическую  дудку.  И  пешка,  высеченная пешка, возвращалась на свои места.

    Пули  густо  летели  в  нашу  сторону.  Штаб  бригады  попал  в  полосу пулеметного обстрела. Мы  бросились  в  лес  и  стали  продираться  сквозь кустарник, что по правую сторону шоссе. Расстрелянные ветви  кряхтели  над нами. Когда мы выбрались из кустов — казаков уже не было на прежнем месте. По приказанию начдива они отходили к Бродам, Только мужики  огрызались  из своих окопов редкими ружейными выстрелами, да  отставший  Афонька  догонял свой взвод.

    Он ехал по самой обочине дороги, оглядывая и обнюхивая воздух. Стрельба на мгновение ослабла. Казак вздумал воспользоваться передышкой и  двинулся карьером. В это мгновение пуля пробила шею его лошади. Афонька проехал еще шагов сто, и здесь, в наших рядах,  конь  круто  согнул  передние  ноги  и повалился на землю.

    Афонька не спеша вынул из стремени подмятую ногу. Он сел на корточки  и поковырял в ране медным пальцем. Потом Бида выпрямился и  обвел  блестящий горизонт томительным взглядом.

    —  Прощай,  Степан,  —  сказал  он  деревянным  голосом,  отступив    от издыхающего животного, и поклонился ему в пояс, — как ворочуся без тебя  в тихую станицу?.. Куда подеваю с-под тебя расшитое седелко? Прощай, Степан, — повторил он сильнее, задохся, пискнул,  как  пойманная  мышь,  и  завыл. Клокочущий вой достиг нашего слуха, и мы увидели Афоньку, бьющего