Потеряв его, я пересел на санитарную линейку и
до вечера подбирал раненых. Потом здоровых сбросили с линейки, и я остался
один у развалившейся халупы. Ночь летела ко мне на резвых лошадях. Вопль
обозов оглашал вселенную. На земле, опоясанной визгом, потухали дороги.
Звезды выползли из прохладного брюха ночи, и брошенные села воспламенялись
над горизонтом. Взвалив на себя седло, я пошел по развороченной меже и у
поворота остановился по своей нужде. Облегчившись, я застегнулся и
почувствовал брызги на моей руке. Я зажег фонарик, обернулся и увидел на
земле труп поляка, залитый моей мочой. Записная книжка и обрывки воззваний
Пилсудского валялись рядом с трупом. В тетрадке поляка были записаны
карманные расходы, порядок спектаклей в краковском драматическом театре и
день рождения женщины по имени Мария-Луиза. Воззванием Пилсудского,
маршала и главнокомандующего, я стер вонючую жидкость с черепа неведомого
моего брата и ушел, сгибаясь под тяжестью седла.
В это время где-то близко простонали колеса.
- Стой! - закричал я. - Кто идет?
Ночь летела ко мне на резвых лошадях, пожары извивались на горизонте.
- Ревтрибунальские, - ответил голос, задавленный тьмой.
Я побежал вперед и наткнулся на телегу.
- Коня у меня убили, - сказал я громко, - Лавриком коня звали...
Никто не ответил мне. Я взобрался на телегу, подложил седло под голову,
заснул и проспал до рассвета, согреваемый прелым сеном и телом Ивана
Акинфиева, случайного моего соседа. Утром казак проснулся позже меня.
- Развиднялось, слава богу, - сказал он, вытащил из-под сундучка
револьвер и выстрелил над ухом дьякона. Тот сидел прямо перед ним и правил
лошадьми. Над громадой лысеющего его черепа летал легкий серый волос.
Акинфиев выстрелил еще раз над другим ухом и спрятал револьвер в кобуру.
- С добрым утром, Ваня! - сказал он дьякону, кряхтя и обуваясь. -
Снедать будем, что ли?
- Парень, - закричал я, - чего ты делаешь?
- Чего делаю, все мало, - ответил Акинфиев, доставая пищу, - он
симулирует надо мной третьи сутки...
Тогда с первой телеги отозвался Короткое, знакомый мне по 31-му полку,
рассказал всю историю дьякона сначала. Акинфиев слушал его внимательно,
отогнув ухо, потом вытащил из-под седла жареную воловью ногу. Она была
прикрыта рядном и обвалялась в соломе.
Дьякон перелез к нам с козел, подрезал ножичком зеленое мясо и раздал
всем по куску. Кончив завтрак, Акинфиев завязал воловью ногу в мешок и
сунул его в сено.
- Ваня, - сказал он Аггееву, - айда беса выгонять. Стоянка все равно,
коней напувают...
Он вынул из кармана пузырек с лекарством, шприц Тарновского и передал
