Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармия » Конармия, страница64

Конармия, страница64

дослушав  до  конца, высвободил свои поводья и показал рукой на Сашку. Женщина помотала головой и проехала дальше. Тогда Левка вскочил к ней на седло, схватил за  волосы, отогнул голову и разбил ей кулаком лицо. Сашка  вытерла  подолом  кровь  и поехала дальше. Левка слез с  седла,  откинул  чуб  и  завязал  на  бедрах красный шарф. И завывающие трубачи повели эскадрон дальше, к сияющей линии Буга.

    Левка скоро вернулся к нам и закричал, блестя глазами:

    — Распатронил ее  вчистую…  Отошлю,  говорит,  матери,  когда  нужно. Евоную память, говорит, сама помню. А помнишь,  так  не  забывай,  гадючья кость… А забудешь — мы еще разок напомним. Второй раз забудешь —  второй раз напомним.

 

          ЗАМОСТЬЕ

 

    Начдив и штаб его лежали на скошенном поле в трех верстах от  Замостья. Войскам предстояла ночная атака города. Приказ по армии требовал, чтобы мы ночевали в Замостье, и начдив ждал донесений о победе.

    Шел дождь. Над залитой землей летели ветер и тьма. Звезды были потушены раздувшимися чернилами туч. Изнеможенные лошади вздыхали и переминались во мраке. Им нечего было дать. Я привязал повод коня к моей ноге,  завернулся в  плащ  и  лег  в  яму,  полную  воды.  Размокшая    земля    открыла    мне успокоительные объятия могилы. Лошадь натянула повод и  потащила  меня  за ногу. Она нашла пучок травы и стала щипать его. Тогда я заснул и увидел во сне клуню, засыпанную сеном. Над клуней гудело  пыльное  золото  молотьбы. Снопы пшеницы летали по небу, июльский день переходил в вечер, чащи заката запрокидывались над селом.

    Я был простерт на безмолвном ложе, и ласка сена  под  затылком  сводила меня с ума. Потом двери сарая разошлись со свистом.  Женщина,  одетая  для бала, приблизилась ко мне. Она вынула грудь из  черных  кружев  корсажа  и понесла ее мне с осторожностью, как кормилица  пищу.  Она  приложила  свою грудь к моей. Томительная теплота потрясла основы моей души, и капли пота, живого, движущегося пота, закипели между нашими сосками.

    «Марго, — хотел я  крикнуть,  —  земля  тащит  меня  на  веревке  своих бедствий, как упирающегося пса, но все же я увидел вас, Марго…»

    Я хотел это крикнуть, но челюсти мои, сведенные внезапным  холодом,  не разжимались.

    Тогда женщина отстранилась от меня и упала на колени.

    — Иисусе, — сказала она, — прими душу усопшего раба твоего…

    Она укрепила два истертых пятака на моих  веках  и  забила  благовонным сеном отверстие  рта.  Вопль  тщетно  метался  по  кругу  закованных  моих челюстей, потухающие зрачки медленно повернулись под медяками,  я  не  мог разомкнуть моих рук и… проснулся.

    Мужик с свалявшейся бородой лежал передо мной. Он держал в руках ружье. Спина лошади черной перекладиной