ласкова, белолица. Из клетки на нее смотрит с холодным
вниманием старая обезьяна.
С нетерпимой пронзительностью вопят попугаи, объятые скучным недугом.
Серебристыми язычками они трутся о проволоку, скрюченные когти впились в
решетку, серые клювы, столь схожие с желобками из жести, раскрываются и
закрываются, как у птицы, издыхающей от жажды. Бело-розовые тельца
попугаев мерно качаются у стенок.
Египетский голубь смотрит на бабу красным блистающим глазком.
Морские свинки, сбившись в шевелящийся холмик, попискивают и тычут в
решетку белые мохнатые мордочки.
Баба ничем не одаряет голодных животных. Орехи и монпансье - это не по
ее карману.
Тогда обезьяна, умирающая от старости и недоедания, приподнимается с
тяжким усилием и взбирается на палку, волоча за собой распухший серый
волосатый зад.
Понурив бесстрастную морду, равнодушно раскорячив ноги, обратив на бабу
тусклый и невидящий взор - обезьяна отдается дурному занятию, так
развлекаются тупые старики в деревне и мальчики, скрывающиеся на черном
дворе за сорными кучами.
Румянец заливает бледные щеки женщины, ресницы ее трепещут и
призакрывают синие глаза. Очаровательное движение, полное смущения и
лукавства, изгибает шею.
Вокруг бабы раздается ржанье солдат и подростков. Помотавшись по
зверинцу, - она снова подходит к обезьянской клетке.
- Ах, старый пес... - слышен укоризненный шепот. - Совсем ты из ума
выжил, бесстыдник...
Баба вытаскивает из кармана кусок хлеба и протягивает обезьяне.
Трудно передвигаясь, животное приближается к ней, не спуская глаз с
заплесневевшего куска.
- Люди голодом сидят, - бормочет солдат, стоящий неподалеку.
- Что зверю-то делать? Зверь - он молчит...
Обезьяна ест внимательно, осторожно двигая челюстями. Луч солнца тронул
сощуренный бабий глаз. Глаз засиял и покосился на сгорбившуюся полосатую
фигурку.
- Дурачок, - с усмешкой прошептала женщина. Ситцевая юбка ее
взметнулась, ударила солдата по глянцевитым сапогам и, медлительно виляя,
потянулась к выходу, туда, где вспыхнувшее солнце буравило серую дорожку.
Баба уходит, - солдат за нею.
Я и мальчики - мы остаемся и смотрим на жующую обезьяну. Старая полька,
услуживающая в здании, стоит рядом со мной и торопливо бормочет о том, что
люди Бога забыли, все звери скоро от голоду подохнут, теперь люди, все
крестные ходы затевают, вспомнили о Боге, да поздно...
Из глаз старухи выкатываются мелкие слезинки, она снимает их с морщин
ловкими тонкими пальцами, трепыхается изогнутым телом и все бормочет мне о
людях, о Боге и об обезьяне...
Несколько дней тому назад в зоологический сад пришли
